Совместимы ли формы гражданского общества с сущностными чертами российской цивилизации, органичны ли для нее эти формы?

В целом на протяжении всего своего исторического пути Россия развивалась по «европейскому» типу. Но она представляет собой более мягкий, «уживчивый», менее агрессивный и в то же время несколько замедленный по отношению к Западу вариант этого типа.

Россию сближает с остальной Европой спонтанный генезис капитализма в недрах феодального общества. Это же отделяет ее от Востока, куда капитализм пришел вместе с европейскими колонизаторами. Однако становление капитализма в России затянулось. К тому же занятия торговлей и промышленностью мотивировались не столько частным интересом, сколько служением Государю и Отечеству, что в известной мере тормозило выделение отношений, связанных с гражданской самостоятельностью и самоорганизацией, в самостоятельную сферу, относительно не зависимую от государства и власти. Однако потребность в консолидации «общества» на определенной дистанции от власти постепенно складывалась и в России. Ко второй половине ХVIII в. она становится настолько ощутимой, что власть делает серьезные шаги ей навстречу. В 1785 г. указы Екатерины II оформили существование дворянских и «градских» обществ. С 70-х гг. ХVIII в. берет начало независимая русская журналистика, которая в пушкинские времена устойчиво входит в быт и культуру образованных русских людей, постепенно формируя духовное поле общественности.

Уже в «Письмах русского путешественника» Н. М. Карамзина (1791–1792 гг.) понятие гражданского общества не только терминологически обозначено, но и играет важную концептуальную роль. В дальнейшем Н. М. Карамзин систематически опирался на это понятие, рассматривая исторический путь России со времен преобразования Петра I и желательные, с его точки зрения, формы общественной жизни. «Гражданское общество» у Карамзина – это средоточие сил и факторов саморазвития и самоопределения народа, отличное от «власти» и в чем-то даже ей противостоящее. Будучи убежденным сторонником самодержавия, Н. М. Карамзин, по сути, приходил к выводу о том, что источник и смысл самодержавной власти отнюдь не в ней самой, а в «гражданском просвещении» и «гражданской нравственности». В «первоначальном завете» Карамзина венценосцу последнему доверяется функция безопасности граждан, а вовсе не изменение народных обычаев, даже если оно диктуется благими побуждениями.