В период начавшегося перед второй мировой войной сближения неопозитивизма с прагматизмом Дьюи выступил в «Энциклопедии унифицированной науки», издаваемой Р. Карнапом и О. Нейратом, с работой по теории ценности, в которой он ставил задачу доказать, что сфера ценностей не должна исключаться из области научного рассмотрения и что она вполне поддается изучению эмпирическим методом, на базе которого предполагалось будущее слияние прагматизма с позитивизмом.
J. Dewey. Theory of valuation. International Encyclopedia of Unified Science, v. II, № 4, Chicago, 1939. В своих многочисленных философских произведениях Дьюи неоднократно касался вопросов, связанных с ценностью и оценкой, но специальный теоретический анализ данной проблемы дал именно в книге «Теория оценки». В данной статье поэтому основное внимание уделяется этой работе Дьюи.
Одновременно в этой работе Дьюи стремился защитить позиции натурализма в этике, утверждая возможность выражения ценности во внеценностных категориях.
Известно, что неопозитивизм в анализе этических и эстетических проблем, продолжая традицию, восходящую еще к Юму, различал факт и ценность, рассматривая последнюю как отношение субъекта к факту. Связь между предметом (фактом) и его ценностью трактовалась как психологическая, имеющая под собой физиологическое (старый натурализм) или нормативное, социально-психологическое основание. Такое понимание ценности в современном позитивизме оказалось несовместимым с его общим стремлением к антипсихологизму в обосновании познавательного процесса. Оценочные суждения, выражающие отношение субъекта к факту, остались за пределами допускаемых неопозитивизмом видов научных суждений — аналитических и эмпирических.
Правда, этот «ригоризм» в отношении оценочных суждений не у всех позитивистов был одинаковым. Ч. Стивенсон, например, допускал, что оценочные суждения в значительной степени являются дескриптивными, но тем не менее включают обязательный момент выражения эмоционального отношения субъекта к оцениваемому факту; поэтому он также не относил их к классу научных (осмысленных), т. е. эмпирически верифицируемых предложений. Существующий у позитивистов разрыв между эмотивным и дескриптивным аспектами оценочных суждений Дьюи стремился преодолеть путем выдвижения на первый план прагматического компонента значения предложения. Трактовка значения высказывания как ситуации, включающей в себя реакцию организма на словесный стимул, должна была, по мнению Дьюи, тесно связать эмотивный и дескриптивный аспекты, как неразрывные части значения предложения.
В логике и лингвистике (Л. Блумфилд) обращение к прагматическому аспекту языка имело целью борьбу с попыткой видеть в значении слова закрепленный за ним вечный духовный смысл. Но абсолютизация прагматического аспекта приводит к уничтожению понимания языка как системы коммуникации и замене его набором сигналов-стимулов, а подмена логического смысла научного высказывания «бихевиоральными» следствиями — к исключению всякой возможности установления его объективности.
Важным моментом построения научной теории ценностей Дьюи считает отказ от «менталистского» понимания психических явлений и переход к их «бихевиоральному» истолкованию. Тем философским школам, которые основывались на «ментализме», т. е. наделяли сознание и психические явления самостоятельным статусом, приходилось признать, что «ментальный» (духовный) момент становится важнейшей частью ценности. Из этого вытекало, что «состояние сознания или умственный процесс создают ценность как законченный в себе продукт».
Бихевиоризм, стремящийся выразить явления сознания и реальности в однородных терминах поведения, с точки зрения Дьюи, коренным образом изменяет представление о характере ценности, дает возможность рассматривать ее как эмпирическое явление.
Дьюи соглашается с позитивистами в признании отличия оценочных суждений от суждений о фактах. Однако он не согласен с тем, что ценности не признаются эмпирически наблюдаемыми явлениями, а суждения о ценностях — эмпирически проверяемыми.
Так как значением предложения объявляются его «бихевиоральные» следствия, то даже признание чисто эмотивного характера оценочных суждений не лишает их смысла.
См., например: С. Ogden and I. Richards. The Meaning of meaning. London, 1949, p. 125: «Высказывание «это — хорошо» не имеет функции обозначения. Оно служит только эмотивным знаком выражения нашего отношения к этому и, возможно, вызывающим подробное отношение у других людей».
Для этого необходимо рассматривать процесс «выражения чувства» как знак определенной органической ситуации. Дьюи приводит следующий пример. Крик ребенка — его «выражение чувств» — может быть понят матерью как знак сложившейся органической ситуации: какой-нибудь предмет раздражает младенца или он голоден и т. д. Это повлечет за собой изменение (исправление) ситуации. Значит, в этом случае выражение чувства — крик — преследовал цель (хотя и бессознательно) сообщения информации о сложившейся ситуации, ее оценочное определение как отрицательной и побуждение к ее исправлению. Таким образом, крик, жест и другие проявления аффектов могут быть истолкованы как знаки органической ситуации, столь же объективные, как например прибавление в весе — знак или свидетельство правильного питания.
Способность субъекта (например, подрастающего ребенка) заметить связь между производимым им криком, реакцией на него и изменением в результате этого ситуации приводит к тому, что «выражение чувств» уже производится сознательно, с определенной целью и постепенно становится языком. Язык, словесные знаки, применяемые в оценках, как и «высказываемые чувства», выражают не самих себя и не определенный, навечно закрепленный за ними смысл, а являются знаками «индивидуальной органической ситуации», примененными таким образом, чтобы побудить другую личность предпринять действия по ее изменению. Язык (звуки, жесты, выражение эмоций) организует взаимодействие агентов по исправлению ситуации. В роли его орудия трансакции может выступать и искусство, и техника, и любая другая профессиональная деятельность. Оценочные высказывания поэтому могут появляться в различных формах, но они не являются простым выражением эмоций субъекта. Они входят как составные части в ситуации взаимодействия людей, и всякую ситуацию, в которой происходит взаимодействие двух или более человек с целью ее изменения, можно рассматривать и как ценностную и как социальную.
Таким образом, ценность, согласно Дьюи, рождается в ситуации и не может существовать как свойство предметов или явлений независимо от той деятельности людей, в которую вовлечены эти предметы.
Дьюи выдвигает также идею разделения ценностной ситуации на компоненты, каждый из которых представляет собой эмпирически наблюдаемое явление.
Компонентами ценностной ситуации являются: а) негативная (нежелательная) по характеру настоящая ситуация; б) позитивная (желательная) будущая ситуация; в) направленность желания субъекта, выступающая в форме словесной оценки или иным образом и имеющая целью перестройку ситуации.
Пункты «а» и «б» представляют собой обычные «бихевиоральные» феномены; трудность заключается в нахождении референтов для «в», т. е. в интерпретации состояния направленности интереса или желания субъекта на будущую ситуацию.
Для Дьюи это означает необходимость установления «бихевиорального» значения термина «интерес» (желание).
Оценочное отношение указывает на наличие определенной потребности у субъекта. Оно возникает в тех экзистенциальных ситуациях, которые требуют усилия или для поддержания существования своего компонента (объекта желания), или для вызова его к жизни. Желание является пружиной, приводящей в действие механизм оценки. Практически желание означает принятие мер, создание условий, содействие появлению необходимого для субъекта качества предмета. Потенциальное действие, содержащееся в желании, является его бихевиоральным значением. В этом плане Дьюи противопоставляет желание, переходящее в действие, желание-интерес (desire), пассивному желанию, мечте (wish). Последнее можно рассматривать как «выражение чувств» в собственном смысле, ибо желание-мечта в отличие от желания-интереса не подразумевает применения реальных усилий для изменения ситуации. Оно представляет собой скорее «конструирование воздушных замков». В таком случае экзистенциальная ценность не возникает.
Желание-интерес (desire) зависит от того, в какой ситуации оно появилось, и меняется в соответствии с изменением ситуации. Его реальность зависит от способности субъекта уловить специфику условий и требований, выдвигаемых ситуацией. В этом случае происходит как бы взаимопроникновение субъекта и окружающей среды — акт трансакции. В социологии, например, под интересом социальной группы подразумевают не замыслы, а характер ее деятельности, развивающейся через ряд ситуаций и направленной на обеспечение нужных результатов.
Такое «контекстуальное» понимание интереса приводит Дьюи к некоторому расхождению со взглядами Р. Перри, которого он упрекает за абстрактность трактовки этого понятия. Утверждать, что ценность является просто функцией или объектом интереса, значит, по мнению Дьюи, упрощать проблему. Если интерес взят вне условий его возникновения, вне той среды, факторы которой определяют его функционирование, он не может быть понят и объяснен в эмпирических терминах поведения и превращается в абстрактное «чувство» интроспекционистской психологии. В таком случае интерес не выступает больше как связывающее звено между жизнедеятельностью организма и его средой; путь к трансакции оказывается закрытым, и прерывается связь субъекта с объектом (ценностью).
Согласно Дьюи, суждение о ценности подразумевает исследование всех составных компонентов ситуации: условий возникновения интереса, объекта его направленности и вероятности появления желаемого исхода. Если все эти факторы учтены правильно, то оценочное суждение оказывается истинным. Правда, в этом случае суждения о ценностях — о «правильном» или «неправильном» образе действия для удовлетворения определенной потребности — находятся вне ценностной ситуации. В подлинном смысле они не являются еще актами оценки.
Однако «принцип непрерывности», представляющий собой столь же фундаментальное понятие в философии Дьюи, как и «принцип инструментализма», позволяет перебросить мост от суждений о ценности (propositions about valuations) к собственно оценочным суждениям (valuation-propositions).
Так как прагматизм отождествляет смысл предложения с совокупностью действий его проверки, то значением суждения о ценностях становятся те изменения, которые произошли в объекте. Включаясь как составной элемент в поток развития деятельности, суждения о ценностях определенным образом направляют ее и тем самым влияют на образование новых ценностных ситуаций. В связи с тем, что они входят теперь уже внутрь самой ценностной ситуации, они из метаоценочных становятся оценочными.
Позитивизм считает невозможным переход суждений об интересах и психологических отношениях в оценки, выражающие эти отношения. Дьюи совершает этот переход. Перенося значения из сознания в контекст «оперирования вещами», он наделяет саму реальность семантическими отношениями, в результате чего одна форма семантического идеализма лишь заменяется другой. С. Л. Рубинштейн показывает, что утверждения бихевиористов о полной объективности исследуемых ими явлений сознания и бытия иллюзорны. У них получается, что «с одной стороны, не существует ничего психического, «ментального» Сознание соткано из того же «материала», что и бытие… с другой — бытие, в которое спроецированы семантические отношения, из которых соткано сознание, идеализировано, лишено материальности».
То, какая часть опыта обозначает другую, избирается исследователем. Поэтому переход метаоценочных суждений в оценочные основан на утверждении произвольной заменяемости объекта и содержания суждения. Процесс слияния знания с предметом знания, характерный для всего субъективного идеализма, доходит здесь, таким образом, до своего завершения.
Оценочные суждения в трактовке Дьюи отличаются от суждений о фактах не тем, что они лишены смысла, а тем, что они включают в себя императивный момент: устанавливают правила или нормы деятельности, направленные на достижение определенного результата. Подобным образом в утверждениях «практических наук» (строительного, инженерного дела, технологии) устанавливаются правила успешного достижения цели. Они основываются на исследовании условий эффективности используемых средств, характера действий и т. д. Но в них цель всегда представлена как фиксированный результат, и речь идет только о наиболее выгодном выборе средств ее достижения, а в оценочных суждениях сама цель является предметом рассмотрения наряду со средствами. Вот почему оценочные суждения проявляются прежде всего в сфере морали. Моральная проблема возникает тогда, когда субъект свободен в выборе из нескольких целей наиболее правильной. Случаи же, когда цель навязывается человеку извне и его деятельность направлена исключительно на изыскание средств, находятся за пределами морали.
Утверждение о необходимости включения категории цели в ценностную ситуацию отличает позицию Дьюи от позиций других натуралистов. В соответствии с натуралистической традицией Дьюи связывает ценности с потребностями организма; он признает вслед за Сантаяной и Проллом, что ценность порождается импульсом, исходящим от иррациональной стороны человеческого существа. Однако, по его мнению, они абсолютизируют роль этой стороны и приходят к уравниванию «всякой органической деятельности с актами оценивания, так как по существу нет такой деятельности, которая не совершалась бы под действием «жизненных импульсов»». На самом деле, полагает Дьюи, акт оценки, если он означает установление отношения одних вещей к другим как средств к целям, включает момент исследования и анализа, т. е. деятельность интеллекта, а потому не может быть чисто иррациональным. Этот вывод призван не только сделать натурализм менее уязвимым для критики, но и увеличить значение теории ценности в социологии.
Если суждения в области профессиональной деятельности, оценки и рекомендации специалистов (например, рекомендация врачом определенного образа жизни пациенту) основываются на проверенных принципах точных наук, то в области социальной жизни главную роль играют культурные традиции, нравы, обычаи. Исследование социальной среды, формирующей определенные потребности и интересы, даст возможность, по Дьюи, регулировать и приближать желаемые цели (или представления о целях) к реальным результатам разрешения динамической ситуации. В социальной жизни наука о ценностях должна способствовать взаимосогласованию интересов разных социальных групп. Этим она предотвратит возникающие в обществе конфликты и «социальные трения».
Дьюи «не замечает» наличия в общественной жизни материальных основ существования противоположной направленности классовых интересов и их столкновений. Классовую борьбу он объясняет недостаточно рациональной организацией взаимодействия людей в реализации своих интересов, зовет к иллюзии примирения классов путем социально-просветительной деятельности.
Решение социальных проблем, с точки зрения Дьюи, должно опираться на прагматистский принцип инструментализма. Применение его в аксиологии связано в первую очередь с отрицанием существования каких бы то ни было конечных целей и признанием всех целей инструментальными.
Дьюи ставит вопрос: является ли выбор цели независимым от взвешивания средств к ее достижению, что следовало бы из принципа ее «абсолютного», самодовлеющего характера, или характер средств решительным образом определяет, куда падет выбор? Не есть ли способность удержаться от следования непосредственным импульсам и избирать такие цели, которые включают результаты критического исследования и взвешивания средств и условий их реализации, признак зрелости человеческой личности или группы? Отвечая на этот вопрос, он устанавливает, что цель вырастает как актуальное следствие, как экзистенциальный выход из динамической ситуации. Достижение ее зависит от правильного учета условий и умелого использования средств. Поэтому представление цели выступает как организация личностных и виеличностных сил в единое действие; «…они (представления о целях) в сущности являются рабочими средствами, которые практически направляют и облегчают процесс исследования фактов, причем сами подвергаются испытанию и развиваются в соответствии с результатом своего применения». В этом отношении представления о целях становятся инструментальными понятиями, подобными другим научным понятиям.
Сопоставление реального результата действия с планируемым («представлением цели») позволяет произвести его проверку, тем более, что они оба выражены в однородных эмпирических терминах «действия». Принцип непрерывности, примененный в данном случае, демонстрирует не только зависимость оценки средств от их отношения к цели, но и зависимость самой цели от средств, а отсюда-— возможность выведения наиболее рациональных целей.
Понятие инструментальной цели в ее социологической интерпретации приближается к идее социального мифа и служит основой проповедуемого Дьюи учения об общественном «мелиоризме».
Представление о цели социального развития Дьюи прямо называет «методологическим принципом организации сил», не больше. Оно никогда не совпадает с реальными следствиями деятельности, а выступает как предел, гипотетическая граница, внутри которой происходит осуществление экзистенциальной цели.
И хотя Дьюи утверждает, что его теория должна способствовать приближению полагаемых целей деятельности к фактическим ее результатам, отказ от признания материальных причин возникновения интересов и представления о целях устраняет критерий различения научных и иллюзорных представлений о направленности и итогах социального развития.
Пытаясь выяснить природу ценности, Дьюи фактически не идет дальше позитивизма, не ставит вопрос о субстанциональной основе возникновения ценности. Если логический позитивизм сводил аксиологическую проблематику не к исследованию ценности, а к тому, что люди «говорят» о ней, то у Дьюи ценность выступает лишь как «вывод», сделанный исследователем из интерпретации поведения людей. Ценность оказывается лишь мысленным образованием, инструментом «истолкования» социальной ситуации, в которой бытие и сознание слиты в один неразличимый контекст.
Наследником этой методологии трактовки ценности в буржуазной эмпирической социологии явился социальный бихевиоризм. В полном соответствии с контекстуализмом Дьюи социальный бихевиоризм свел социальные исследования к изучению конкретных «ситуаций взаимодействия» или ценностных ситуаций, в которых ценность и оценка рассматривались как системы избирательного поведения людей.
Так же как Дьюи, социальные бихевиористы утверждали превосходство своей методологии, заключающейся якобы в установлении полной объективности как предмета, так и метода своих исследований. Однако исключение из поля рассмотрения сознательных намерений людей, идеальных факторов, не принесло социальным бихевиористам желаемой объективности и научности метода.
Сведение взаимодействия людей к взаимодействию биологических существ лишает предмет исследования его специфики — социальности. Социальный характер деятельности людей связан с их способностью к сознательному выдвижению целей в соответствии с идеалами и представлениями о будущем. Отказ от изучения этой «внутренней» стороны человеческого поведения у социальных бихевиористов связан с отождествлением намерений, мотивов действий и самих действий.
Идеалы и цели являются отражением материальных процессов, происходящих в обществе, и понять их можно только тогда, когда учитываются последние. У социальных бихевиористов все факторы — материальные и духовные — уравниваются и объявляются стимулами действия. Глубинные, материальные факторы ставятся в один ряд с вторичными, духовными, что приводит к отождествлению общественного бытия и общественного сознания. Отсюда следует невозможность познания закономерностей функционирования и развития общества в целом. Исчезает объективная общественная основа возникновения идеалов, моральных норм, эстетических вкусов. Ценности остаются порождением духовной активности субъекта, в результате чего стирается всякое различие между действительными и иллюзорными ценностями (например, религиозными).
Дьюи считает потребности субъекта первичными, т. е. он начинает непосредственно с сознания, в соотнесении с которым рассматривается мир ценностей. В действительности же, как уже отмечалось, объективной основой «взаимонаправленности» и связи объекта с субъектом в ценностном отношении выступает процесс социального развития, общественная практика.
Теория ценности Дьюи была последней попыткой возродить утилитаризм в аксиологии, соединив его с натуралистическими онтологическими принципами. Связывая моральность цели с ее способностью приносить наибольшее благо субъекту, Дьюи под понятие «благо» подводит натуралистический принцип эффективного координирования жизненных импульсов субъекта с условиями среды. Взаимоотношение субъекта и среды обобщается в дальнейшем в принцип взаимодействия средств и целей, возникающих в любых актах деятельности. Максимальная гармония и взаимопроникновение средств и целей создают высший вид морального опыта, который становится одновременно и эстетическим опытом. Этот последний оказывается завершающим звеном развития научного и морального опыта, снимающим в себе логику познания и действия.
Поразительная абстрактность категории блага, а тем более понятий моральной и эстетической ценности, с которыми оперирует Дьюи, вытекает из их отрыва от конкретно-исторической среды, от того реального содержания, которое вкладывает в них жизнь. При таком абстрагировании возникает возможность поворачивать эти теоретические установки так, чтобы оправдать любые классово-субъективные цели, как бы они ни расходились с общим направлением хода истории.
Кроме того, прагматизм, замкнутый в кругу рассмотрения соотношений между собой средств и целей, стадии равновесия которых должны дать и моральную и эстетическую ценность, не в состоянии показать, в чем собственно специфика морального и эстетического в отличие, скажем, от полезного. Так повторяется основной порок старого утилитаризма.
Насколько обедняется общественный смысл и объективная значимость ценностей при таком подходе, видно на примере сведения эстетической ценности к «реакции, преследующей цель создания внутренней гармонии и симметрии чувств», которая, видимо, приносит психологическое или физиологическое наслаждение субъекту, но имеет весьма мало возможностей претендовать на то, чтобы считаться сущностью эстетических явлений.
Попытка Дьюи возродить и обосновать натурализм в аксиологии, подвергавшейся с начала XX в. перекрестному огню критики в буржуазной философии со стороны эмотивизма и интуитивизма, в целом не удалась, ибо от коренных пороков натуралистической трактовки ценностей Дьюи избавиться не смог.
Многие положения Дьюи были использованы в дальнейшем эмпирической социологией и способствовали привлечению внимания к аксиологической проблематике. После работ Дьюи проблема исследования природы ценности и оценки, одно время в связи с господством позитивизма отступившая на задний план, снова стала в значительной степени привлекать внимание представителей тех новейших течений буржуазной философии, которые сформировались из слияния неопозитивизма и прагматизма.
Автор: В. В. Прозерский
